Неизвестные строители советской оборонки

Безымянлаг     В сентябре 1940 года, в связи с на­пряженной военно-политической обстановкой в Европе, которая к тому моменту уже почти целиком была захвачена войсками гитлеровского Третьего рейха, руководство СССР приняло совершенно секрет­ное решение о возведении крупных оборонных предприятий в различ­ных городах страны. В число таких важнейших объектов вошла груп­па авиационных заводов и прочих производств авиационного направ­ления, местом дислокации которых в 1940 году был определен Куйбы­шев. Для возведения этих предпри­ятий в системе всемогущего НКВД СССР тогда же была создана специ­альная структура, которая получи­ла название «Управление особого строительства»- сокращенно - УОС, или Особстрой.

За забором безымянлага
     В соответствии с существовавшей в те годы практикой, к УОС в качестве источни­ка дешевой рабочей силы сразу же присое­динили целую россыпь лагерей, которые по­лучили общее наименование «Безымянский исправительно-трудовой лагерь», или Безымянлаг. Название было связано с дислокаци­ей строящихся предприятий в районе железнодорожной станции Безымянка, которая в 1940 году была пригородом Куйбышева (ны­не Самара). Станция существует до сих пор, но теперь она уже входит в городскую черту областного центра.
     А в 1940 году северо-западная граница Куйбышева находилась примерно в 15-20 километрах от этого места. А между городом и станцией лежало огромное лесостепнное про­странство, которое в хозяйственном отноше­нии было освоено очень слабо. Кое-где на бе­регу реки Самары располагались дачные по­селки, а ближе к городу - небольшие кварталы частных домиков. В остальном же эта огромная территория, протянувшаяся вдоль оживленной железной дороги Куйбышев - Оренбург, в 40-х годах XX века представ­ляла собой очень выгодное ме­сто для компактного размещения крупных оборонных предприятий. Именно поэтому осенью 1940 го­да в окрестностях станции Безымянка и была заложена огромная строительная площадка, на кото­рой при широком использовании дешевого труда заключенных ста­ли возводиться авиационные, моторостроительные, машинострои­тельные и прочие заводы, имею­щие важное стратегическое зна­чение для всей страны.
     Очевидцы вспоминают, что это было грандиозное строитель­ство. Конечно же, все стройпло­щадки, на которых возводились оборонные объекты, в том же 1940 году сразу были окружены высокими заборами с колючей проволокой, и на этих закрытых территориях жили и работали де­сятки тысяч заключенных.
     В целом же зона Безымянлага имела весьма внушительные раз­меры. Забор с колючей проволокой, окружа­ющий общую территорию строительных пло­щадок, начинался на берегу реки Падовой за­паднее аэродрома, расположенного близ по­селка Зубчаниновка (ныне аэропорт «Смышляевский»), доходил до железной дороги, а затем тянулся вдоль ее полотна от 1139-го до 1133-го километра. На этом участке уже в на­чале 40-х годов началось возведение цело­го комплекса кирпичных заводов, продукция которых предназначалась дли строительства различных объектов авиационных заводов. А около маленькой железнодорожной стан­ции под названием 1139-й километр (сейчас платформа Мирная) в то время находились одни из многочисленных ворот для въезда и входа в зону Безымянлага. Всего лишь че­рез год после образования Особстроя имен­но в этом месте силами заключенных нача­лось строительство первого в Куйбышеве ав­тодорожного моста через железную дорогу, который и по сей день стоит между станция­ми Мирная и Пятилетка и в народе носит на­звание Старый мост.
     Отсюда зоновский забор на протяжении не­скольких километров тянулся вдоль будущего проспекта Кирова почти до реки Самары, охва­тывая территорию существовавшего еще за несколько лет до этого отдельного лагерного пункта бывшего Самарлага. На этой площад­ке с 1937 года жили и работали заключенные, занятые на строительстве Безымянской тепло­электроцентрали (БТЭЦ). Она досталась Особстрою и Безымянлагу, так сказать, по наслед­ству, поскольку ее начали строить еще во вре­мена существования Самарлага. Однако к кон­цу 1940 года на объекте был смонтирован толь­ко один котел из трех, предусмотренных про­ектом, а также возведена одна высокая ды-мовая труба. Еще заключенные обслуживали здешнюю электроподстанцию, инструменталь­ный цех и пекарню, которая располагалась в бараке неподалеку от Безымянской ТЭЦ, на нынешней улице Береговой. К слову сказать, эта пекарня исправно работает и по сей день.
     Ранее энергия Безымянской теплоэлектро­централи была необходима для строительства многих объектов в зоне будущей Куйбышевской гидроэлектростанции, которую, как уже говори­лось выше, первоначально предполагалось раз­местить в районе Жигулевских ворот. В связи с этим еще в 1939 году от Безымянской ТЭЦ до Красной Глинки силами заключенных Самарла­га была проложена линия электропередач. А по­сле прекращения всех работ на этой стройпло­щадке и консервации всех объектов гидроузла решено было использовать эту ЛЭП и всю пере­даваемую по ней электроэнергию в первую оче­редь для нужд строительства завода №207. Об­щая же протяженность деревянного забора с колючей проволокой, окружающего основную зону Безымянлага, достигала двадцать километров.
     На огороженной территории лагеря был отдельно выделен строительный участок №1 (основные возводимые предприятия - авиаза­воды №122 и №295). На участке №2 тогда же началось строительство завода №337, а уча­сток №3 обслуживал сооружение аэродрома и ряда его вспомогательных объектов. Заклю­ченные участка №4 направлялись на строительство жилья для работников заводов, а участка №5 - на монтаж оборудования Безы­мянской ТЭЦ. Имелись в лагере и другие под­разделения (в 1940 году их в общей сложности насчитывалось 14), которые были не так вели­ки по численности, да и занимались они более мелкими объектами, в основном относящими­ся к сфере снабжения, обслуживания и ком­мунального хозяйства. При этом территорию строительного участка №1 сразу же окружили дополнительным деревянным забором с колю­чей проволокой, который начинался близ пере­крестка двух самых крупных на этой стройке грунтовых дорог. Впоследствии они стали про­спектом Кирова и Заводским шоссе.
Положение с жильем тяжелое
     На всей территории Безымянлага, особен­но в первые месяцы его существования, ощущалась острая нехватка жилья для лагерязаключенных. Вот что говорилось об этом в одной из до­кладных, датированной октябрем 1940 года: «Положение с жильем тяжелое, жилья имеет­ся всего только на 3 тысячи заключенных. К10 ноября 1-й район по плану должен закончить 9 землянок на 2700 человек, но район не имеет леса. К 15-му числу район должен закончить постройку землянок на 1200 человек. По 2-му району - постоянного жилья район не имеет, и заключенные размещены в палатках. К15 но­ября район должен закончить строительство пяти бараков в районе ЛЭП - железная доро­га на 1000 человек». Лишь к весне 1941 года положение с жильем в лагере немного улуч­шилось, однако в бараках по-прежнему ощу­щалась невероятная теснота и скученность со всеми вытекающими отсюда последствиями.
     Из архивных источников мы узнаем, что жи­лые помещения заключенных представляли со­бой бараки-полуземлянки, с высотой надзем­ной части почти в рост человека, и поэтому окна в их стенах располагались не вертикаль­но, а горизонтально. Каждая такая полузем­лянка достигала в длину около восьмидесяти метров, а в ширину - до двенадцати метров.
     Большинство бараков в лагере строились из дерева, с крышей, покрытой толем, хотя среди них иногда встречались также засып­ные и шлакоблочные строения. Однако две последние конструкции были редким исклю­чением на общем фоне деревянных барачных поселков для заключенных. На террито­рии строительного участка №1 такие посел­ки располагались в непосредственной бли­зости от стройплощадок авиазаводов №18 и №24 и вокруг Безымянской ТЭЦ, но особенно много таких полуземлянок было на побережье реки Самары. А на территории строительного участка №5 основными местами их дислока­ции были: полоса вдоль гужевой дороги (ны­не - улица Псковская), площадка близ желез­нодорожной станции 1139-й километр, терри­тория на месте будущего стадиона «Маяк» и полоса вдоль строящейся грунтовой автостра­ды (ныне проспект Кирова).
     В основном внутренняя часть типового ба­рака представляла собой одно огромное пространство с деревянными неокрашенными сте­нами, застроенное двухъярусными нарами. Ча­ще всего у лагерников не было никаких постель­ных принадлежностей, и они, залезая на нары, спали прямо на голых досках - так называемых вагонках. Лишь некоторые счастливчики мог­ли подложить под себя тюфяки, набитые соло­мой. В каждом бараке были дневальные, под­держивающие чистоту во всем по­мещении, в том числе производив­шие ежедневное мытье полов. Еще они обеспечивали бараки кипяченой водой, отвечали за порядок. Так как должность дневального по сравне­нию с работой заключенных на за­водских стройплощадках считалась «теплой», то свои обязанности они всегда выполняли старательно. За­куток для дневального обычно отго­раживался в углу, у входа в барак.
     Отдельно в жилой зоне находи­лись клуб, библиотека, столовая с кухней, хлеборезкой и кипятиль­ней, а также баня. В соответствии с норма­ми содержания помывка заключенных в ба­не должна была проводиться один раз в тече­ние десяти дней, причем, если это возможно, со сменой белья и его прожаркой. Однако бан­ных помещений на участках не хватало, и по­этому, как сказано в тех же документах, «при­нимаются меры, чтобы перевезти баню из Жи­гулевского района». А еще кроме бань в жи­лой зоне размещались сушилки, сооружению которых администрация лагеря тоже придава­ла серьезное значение.
Клопы пикируют на заключенных без промаха
     Из-за бытовой неустроенности и плохого питания в Безымянлаге была очень высокая смертность среди заключенных. В суровую зи­му 1941-1942 года за сутки здесь умирало до 25 человек. Положение стало улучшаться лишь после того, как руководство лагеря стало кар­динально решать вопросы обеспечения заклю­ченных продуктами и активно бороться с анти­санитарией. А вот в первые месяцы становле­ния лагеря на санитарию почти не обращали внимания. При этом администрация Безымян­лага перед вышестоящим руководством оправ­дывалась так: «Главврач прибыл молодой и потому лагерную обстановку не знает». Меж­ду тем архивные материалы Особстроя НКВД СССР свидетельствуют о том, что проблема соблюдения элементарных санитар­ных норм в Безымянлаге, особенно в жилой зоне, была остра как нигде.
     В частности, в зиму 1940-1941 го­дов, когда в иные дни столбик термо­метра в Куйбышеве даже в полдень порой опускался до отметки в минус 40°, самым животрепещущим вопро­сом было спасение от холода. Почти весь январь 1941 года температура воздуха в бараках колебалась в пре­делах от 12° до 16°. Эти цифры явно не соответствуют санитарным нормам для людей с полуголодным пайком и к тому же вымотанных тяжелым физи­ческим трудом. Неудивительно, что у заключенных не хватало сил не толь­ко для выполнения производственной нормы, но и для обеспечения личной безопасности. Это, в частности, было одной из причин многочисленных случаев травматизма.
     Другим бичом для медперсонала Безымянлага были инфекционные заболевания, в первую очередь кожные и желудочно-кишечные. На протяжении всего времени существова­ния лагеря на его территории шла постоянная борьба с насекомыми-паразитами - клопами, тараканами и вшами, а также с переносчика­ми опасных заболеваний - крысами и мышами. Для борьбы с грызунами при санитарном отде­ле Управления особого строительства НКВД СССР существовала специальная бригада из заключенных, систематически обрабатывав­шая дезинфицирующим препаратом всю территорию зоны и особенно ее коммунальные и бытовые сооружения и жилые бараки.
     Прибытие каждого нового этапа заставляло администрацию Безымянлага «бить тревогу в приемке нового лагерного населения, и подхо­дить к этому делу осторожно, чтобы не дать воз­можности занести в лагерь инфекцию». Но осо­бенно медики опасались заноса в лагерь сып­ного тифа, вспышки которого за историю суще­ствования Безымянлага случались неоднократ­но. Вот что писал в одной из докладных заме­ститель начальника УОС по лагерю т. Буцневий:
     «С сыпным тифом вообще шутить нельзя. Вещь страшная и серьезная. Уже были два слу­чая вспышки сыпняка по 4-му району в семье охранника, но там хорошо еще отделались, быстро это дело ликвидировали, а могло по­лучиться хуже, тем более что охранник сопри­касался с лагерным населением. Вопрос борь­бы с вшивостью сейчас настолько серьезный, что на него должны обратить внимание все, и повести самую жестокую борьбу с вшиво­стью, которая затрагивает и работников лаге­ря, и заключенных, и вольнонаемных... В ба­раках постоянно наблюдают несусветную ар­мию клопов, что хаотично движутся по потол­ку... со всех сторон, к некоторой точке потол­ка барака, а там, с этой точки, клопы пикиру­ют на заключенных без промаха. Если только в лагере обнаружат случаи вшивости хотя бы у одного заключенного - должна следовать сплошная прожарка всей одежды и верхней, и нижней, и общая дезинфекция».
За что сидели в Безымянлаге?
     В совершенно секретной справке «О дис­локации и состоянии Безымянских лагерей НКВД СССР» от 1 апреля 1942 года указа­но, что «списочный состав лагерного насе­ления для обслуживания особого строитель­ства НКВД СССР составляет 50 506 чел. ра­бочей силы, в том числе: мужчин - 48 542, женщин -1964 чел.».
     Наиболее интересным для нашего време­ни выглядит тот раздел упомянутой справки, который озаглавлен «Характеристика лагер­ного населения по составу преступления». В этом документе указано, что к упомянутой выше дате в Безымянлаге из общего числа заключенных содержалось 9211 лиц, осуж­денных по ст. 58 УК РСФСР (контрреволюционная деятельность), что составляло 18,2% от общей численности спецконтингента. При этом по различным подразделам 58-й ста­тьи все безымянские «контрики» распреде­лялись следующим образом: измена Родине и шпионаж - 7 человек, диверсия и вреди­тельство - 36, террор - 15, контрреволюци­онная агитация - 37, принадлежность к кон­трреволюционным организациям - 52, по­встанчество - 9, нелегальный переход грани­цы - 48, социально-опасные элементы - 317, социально-вредные элементы - 2493, антисо­ветская агитация и пропаганда - 3842, про­чие контрреволюционные преступления (не­санкционированные контакты с иностранца­ми, контрреволюционный саботаж, то есть небрежная или некачественная работа на производстве, причастность к белому движе­нию во время гражданской войны, и т. д.) -2335 человек. Кроме того, очень близкими к «контрикам» по сути совершенного преступления были также 4050 осужденных за на­рушение паспортного режима (Указ Верхов­ного Совета СССР от 1 июля 1934 года), 786 расхитителей социалистической собственно­сти (Указ ВС СССР от 7 августа 1932 года), а также 29 нарушителей ряда других Указов Верховного Совета СССР.
     Прочие же заключенные Безымянлага весной 1942 года находились за колючей проволокой по следующим причинам: за банди­тизм, вооруженный разбой и умышленные убийства - 1750 человек, имущественные преступления (кражи, грабежи, мошенни­чества и т.д.) - 8140, скотокрадство - 1096, воры-рецидивисты - 2855, хулиганство - 5512, должностные и хозяйственные престу­пления (взятки, хищения, нарушения правил торговли, злоупотребление служебным поло­жением, халатность и т.д.) - 8920, воинские преступления - 830, прочие уголовные пре­ступления - 7347 человек.
     При этом нас не должно вводить в заблуж­дение относительно небольшая численность «контриков» (вместе с нарушителями раз­личных указов - «всего лишь» 14 076 человек, или 27,9 %). Ведь известно, что в конце 30-х - начале 40-х годов десятки тысяч человек, обвиненных в контрреволюционной деятельности, не отправляли в лагеря, а попросту расстреливали. Кроме того, органы НКВД и суды того времени часто применя­ли практику «замены статьи». Чтобы в отчетах численность осужденных по ст. 58 УК РСФСР не выглядела слиш­ком ужасающей, в отношении задер­жанного фабриковали материалы, позволяющие отправить его в лагерь за что-нибудь другое - например, за со­вершение кражи и хищения. Вот так политзэки и попадали в другую графу отчетности НКВД.
Валерий Ветров
По материалам газеты
"За решеткой" (№11 2009 г.)